|
Генерал
Карбышев
( Поэма)
Что может
быть ужаснее неволи,
Когда и дух
и тело взаперти,
Сжимаешь
кулаки свои до боли,
И умаляешь
сердце - потерпи!
Война не
выбирает по ранжиру:
Солдат иль
генерал - ей всё равно,
Для всех
копает братскую могилу.
Но вот
достойно умереть - не всем дано.
***
Родоначальником его был Карбыш,
Из волжских
и сибирских казаков,
Сподвижник
Ермака и воин храбрый,
Пустых на
ветер не бросавших слов.
И Дмитрий
тоже из семьи военных,
Тянулся к
знаниям и преуспел,
В училище
военно-инженерном
Наукой
побеждать он овладел.
А тут война
ненужная приспела-
Задиристо
японец угрожал,
И Карбышев
своё исполнить дело
Поспешно к
Порт- Артуру отбывал.
За мужество
и воинскую доблесть-
Пять орденов
блистали на груди.
Чужда в бою
застенчивость и робость,
Но главный
подвиг жизни - впереди.
Для нас
война закончилась позором,
Бездарность
власти угнетала всех,
И храбрость
моряков была укором
Всем
подлецам, укравшим их успех.
В познании,
известно, нет предела,
И Карбышев
для всех тому пример,
Чтоб стал
повыше статус офицера.
Закончить академию сумел.
Блестящий
инженер- фортификатор
Направлен
был для службы в Брест-Литовск.
И стал его
трудам экзаменатор
Фашизма марш
с названием Норд-Ост.
Но прежде
мир в испуге содрогнулся
От канонады
Первой мировой,
Натруженный
хребет земной прогнулся
От
ненасытной подлости людской.
И снова
фронт, и снова смерть косила
И правых, и
не правых, всех подряд,
Но армией
командовал Брусилов,
И Карбышев
тому безмерно рад.
Трудам
солдатским нету перекура,
Сегодня в
голове одна лишь мысль.
Не о себе,
чтоб не попортить шкуру,-
Как одолеть
им крепость Перемышль.
Окончен бой,
окончена осада,
Труби,
горнист, заслуженный отбой!
И радость
бьет ключом! Да вот досада-
От пули не
укроешься порой.
Был ранен
Карбышев, как ни печально,
Но
подлечился - и опять в строю,
Он к службе
предназначен изначально,
И где б он
ни был- он всегда в строю.
***
Война пришла
к бесславному закату,
Толкая
обескровленных людей:
Крестьянина,
рабочего, солдата,
Потребовать
отчёта от властей.
И в воздухе
витало: -"Власть Советам!"
Крестьянам
землю, а народам мир!
Буржуев
песня на сегодня спета!
Свободный
труд - отныне наш кумир!"
Страну
очистили от интервентов,
От врангелей
и прочих беляков
Но враг
притих лишь до того момента,
Пока не
вставит выбитых зубов.
***
А потому,
все силы и уменье-
На
обустройство наших рубежей,
И кадры
обучает с тем же рвеньем.
Он весь в
работе, не считает дней.
Учебные
пособия сапёрам
Написаны
талантливой рукой.
С удобным
очень цифрами набором,
И отличались
умной простотой.
И школа эта
многим пригодилась:
Ей
благодарны маршал Баграмян,
И
Василевский скажет ей спасибо,
И Конев,
разрабатывая план.
Его труды
все чтут в научном мире,
Он шёл своей
дорогой столбовой,
Стал
доктором, в своей среде кумиром,
И генералом
инженерных войск.
Награды были
тоже не потехой:
Два ордена
прибавил к остальным,
Но воздух
налился зловещим эхом.
И лязгом
гусениц, и скрежетом стальным.
***
Опять война!
И Щупальцы фашизма
Уже у наших
западных границ.
Мешал ему
оплот социализма,
Всем миром
править вздумал подлый фриц..
События
застали генерала
Как раз на
этом самом рубеже,
Где ядовитое
фашизма жало
Через
границу проползло уже.
С боями
выходил из окруженья,
Пытался
вывести отряд к Днепру,
Форсировать
его без промедленья
И
закрепиться всем на берегу.
И Карбышев,
без лишних колебаний.
С народом
разделил его борьбу,
Не ради
мелкой корысти и званий,
Он принял
это - как свою судьбу.
Да это не
могло и быть иначе,
Ведь старший
брат когда-то ссыльным был,
Ещё
студентом выслежен и схвачен,
И чашу
горькую судьбы испил.
ПОДВИГ МАХОНЬКОВА
Посвящается Махонькову Михаилу
Васильевичу, из г. Ногинска,
командиру катера «Бриллиант».
Война ещё кровавой
пастью
Всё множила сирот и
вдов,
Но шепелявить стала, к
счастью,
От многих выбитых зубов.
Прошлась уже по шкуре
гада
И наша «Курская беда»,
И славный подвиг
Сталинграда,
Помял фашистские бока.
На море шла своя
работа –
Войны жестокий зная
вкус,
С конвоем Северного
флота
К нам шёл союзнический
груз.
С одним из этих
караванов,
Как безопасности гарант,
Шёл сквозь холодные
туманы
Охранный катер «Бриллиант».
А на пути коммуникаций,
Таясь среди морских
глубин,
Ждала, готовая
вгрызаться,
Акулья стая субмарин.
До рези вглядываясь в
море,
Чуть отличали – явь и
бред,
Но стало ясно видно
вскоре –
С подлодки шёл
торпедный след.
На флагман тут же
доложили,
Но время на секунды
шло,
Ещё немного- две-три
мили,
И транспорт мог уйти
на дно.
Для командира «Бриллианта»
Настал, как видно,
звёздный час,
Была готова и команда
Немедля выполнить приказ.
Корабль из боевого
строя
Рванул вперёд – на
перехват,
И транспорт он прикрыл
собою…
Не ради славы и наград.
Ушёл корабль… Ушёл из
боя
В пучину моря навсегда,
И подвиг этого героя
Покрыла стылая вода.
Путь бриллиантом в
сердце нашем
Хранится память о былом,
Ведь командир, Героем
ставший,
Был нашим с вами
земляком.
И дом на улице Рабочей,
Где Махоньков когда-то
жил,
Стоит сегодня, среди
прочих,
В строю ногинских
старожил.
ДЕТИ ВОЙНЫ
С военной поры нам досталось в наследство
Два слова жестоких – военное детство.
Нельзя им, казалось бы, рядом стоять,
Но этого нам у судьбы не отнять.
Давно это было, уж минули годы,
Но врезались в память слова антиподы,
Рубцами кровавыми в сердце сидят,
Сквозь годы пронзительным криком кричат.
Тропинки тернистые этого детства
Прошли через рабство, блокаду и гетто,
Тревожно прошли партизанской тропой,
И не было лёгкой из них ни одной.
Вот грузят в вагон своей фрау в подарок
Девчат молодых в окруженье овчарок,
Кого для прислуги, кого на панель,
И только разносится в воздухе : «шнель!»
Смотрел на всё это сопливый мальчишка,
Без шапки и шарфа, в дырявом пальтишке.
Да только пацан был совсем не простой,
Геройский пацан – партизанский связной.
Что дальше? А дальше работа сапёра
Спасла обречённых от рабства, позора,
Как вихрь налетел партизанский отряд,
К восторженной радости наших девчат.
А тем, кто узнал что такое блокада,
И ужас холодно-голодного ада,
Навечно тот памятью связан с войной,
И с юной поры уж покрыт сединой.
Везли хоронить полумёртвые мёртвых,
Но духом своим непреклонных и гордых,
И холод пронизывал их до костей,
Косил стариков и безвинных детей.
Всю мебель сожгли, ни угля нет, ни чурки,
«Войною и миром» топили печурки,
Но выстоял! Выстоял наш Ленинград!
И сердце от радости било в набат.
А может ли слово волшебное «детство»
Со словом «концлагерь» стоять по соседству?
Конечно же, нет! – у нормальных людей.
В порядке вещей – у фашистских зверей.
Мала и ничтожна любая награда,
Прошедшим сквозь тернии этого ада.
Поклонимся низко всем детям войны,
Их подвигом внуков сердца зажжены.
|
Один из
первых красных командиров
Солдатом
уважаем и любим,
В походах и
бою неутомимый,
Стал
Карбышев от них неотделим.
***
A вороньё
заморское слеталось
Со всех
сторон и изо всех щелей,
И местные
стервятники пытались
Схватить
кусок как можно пожирней.
Круг дел для
инженера необъятен:
Как следует
Царицын укреплён,
К луке
Самарской подступ безопасен,
Плацдарм
Каховки срочно завершён.
И с Фрунзе,
легендарным полководцем,
Ему пришлось
бок о бок воевать,
Всех
колчаковцев и тех, кто не сдаётся,
Он вместе с
ним учился побеждать.
За доблесть
воинскую - две награды.
И он был
горд и счастлив в этот миг,
На золотых
часах, чему все рады.
Есть надпись:
"Красному бойцу от ВЦИК".
Страну
очистили от интервентов,
От врангелей
и прочих беляков
Но враг
притих лишь до того момента,
Пока не
вставит выбитых зубов.
***
А потому,
все силы и уменье-
На
обустройство наших рубежей,
И кадры
обучает с тем же рвеньем.
Он весь в
работе, не считает дней.
Учебные
пособия сапёрам
Написаны
талантливой рукой.
С удобным
очень цифрами набором,
И отличались
умной простотой.
Всё было
сделано вполне удачно
Но
артобстрел своим огнём накрыл,
Был ранен
генерал и в плен захвачен,
И в этот час
он без сознанья был.
А дальше
путь лежал дорогой ада.
Прошёл - не
опуская головы,
Бессмертие -
была ему награда.
Сквозь
тернии поднялся до звезды.
Сначала ,правда,
"мёдом" угощали.
В берлин
возили предлагали чин,
Огромных
денег, виллу обещали
С порога от
отверг такой почин.
Отчаявшись
склонить его к измене,
Был брошен
он в берлинскую тюрьму,
Но и в
тюрьме поставить на колени
Не удавалось
это никому.
Его морили
голодом и жаждой,
По много
суток не давали спать
И это вынес
генерал отважный,
Не позволял
врагам себя сломать.
От Гиммлера
пришло распоряженье:
«Во
Флоссенбург, для каторжных работ,
На возраст –
никакого снисхожденья,
И звание не
принимать в расчёт».
И потянулись
лихолетья годы,
Из одного
концлагеря в другой,
Дивились
мужеству фашистские уроды,
Понять ли им,
что наш заквас иной.
Не
находилось места компромиссам
Ни с
совестью, ни с честью у него,
И здесь он
оставался коммунистом.
Не посрамил
народа своего.
Развязка
поздно ночью наступила:
Часть
узников вдруг выгнали во двор,
Морозным
ветром сразу всех пронзило.
И это был
последний приговор.
Их обливали
ледяной водою.
И люди
обрастали коркой льда.
И
мужественной глыбой ледяною
Покрылись их
горячие сердца.
И даже в эти
страшные мгновенья
Он узников
старался поддержать.
Он ясно
понимал, что нет спасенья.
Но умирая,
надо побеждать!
..
Зарубцевались раны лихолетья,
Но с нами
рядом каждый наш герой,
И
мужественный подвиг на столетья
Запечатлелся
в памяти людской.
_____________________________________________________
Сын полка.
Обычный
мальчик с синими глазами,
Что с
любопытством, жадно смотрят в мир,
Растерзанный
звериными клыками
И
превратившийся в кровавый пир.
Бойцы мальца
в деревне подобрали,
Откуда фриц
поганый выбит был,
Его отца
фашисты растерзали,
И мальчугана
полк усыновил.
Проворен был,
смышлен, любим бойцами,
По
малолетству он не воевал,
Но разными
полезными делами
Он помогать
бойцам не уставал.
Бывало,
правда, вдруг он замыкался,
И взрослый
ужас был в его глазах:
Который раз
с отцом своим прощался,
С застывшим
именем на трепетных губах.
Не мог
поверить нежный детский разум
И наполнялся
злобою к врагам...
К двум
танкам был отец его привязан
И медленно
разорван пополам.
И взводный
нежно обнимал мальчонку
И по -
отцовски прижимал к груди,
Взахлеб тот
плакал, сидя с ним в сторонке,
Из глаз
катились вешние дожди.
Губами нежно
он к мальчишке прикасался,
Порою тоже
плакал с ним не раз,
И ужас со
слезами вымывался
Из этих
синих повзрослевших глаз.
ОГОНЬ НА СЕБЯ
Посвящается Каныгину Виктору Прохоровичу
из г. Ногинска, кавалеру трёх орденов «Красного
Знамени», трёх орденов «Красной Звезды», ордена
«Отечественной
войны 1-й степени» и многих медалей.
Беда пришла задолго до
войны:
В простудной лихорадке
мать скончалась,
И дни отца уж были
сочтены.
Как дальше жить? Что
делать оставалось?
Сосед в сердцах
мальчишке предложил:
«Переходи-ка жить ко
мне, Витяня,
Четвёртым сыном будешь.
Не тужи.
Уж как-нибудь все
вместе мы протянем».
Чуть повзрослев, пошёл
в аэроклуб.
Мечтал летать. Мечта
осуществилась.
Улыбка счастья не
сходила с губ,
И сердце сладко
учащённо билось.
Отпущен радости короткий
срок –
Война давно стояла у
порога,
И вёрсты грозных
фронтовых дорог
Наполнились и гневом,
и тревогой.
И днём, и ночью, на
пределе сил
Бомбить летали при
любой погоде,
И кто-то до Победы не
дожил,
Но живы будут в памяти
народа!
Не перечесть заданий
боевых,
Но есть, что в душу
глубоко запали,
Когда , казалось, что
своих родных
Уж не увидеть. Мысли
душу рвали.
Фашиста нужно было
обмануть,
И вызвать на себя
огонь зениток.
Кто может в силе духа
упрекнуть,
В ком долг и мужество
– единый слиток.
А в это время, где
никто не ждал,
От точных, мощных
бомбовых ударов,
Летящих прямо в цель за
валом вал,
Внизу пылало зарево
пожара.
И вот настал последний
год войны,
И пройден путь
мучительный и длинный,
Победный год! Враги
посрамлены!
Дошёл Каныгин Виктор до
Берлина!
Полёты, если их
пересчитать,
И вспомнить каждый
вылет, то, поверьте,
Всего их было двести
сорок пять,
Но каждый вылет – это
спор со смертью.
Каныгин многократно
награждён,
За то, что смел и не
боялся риска,
И кроме подполковничьих
погон,
Теперь Почётный
гражданин Ногинска
МАТРОС ЖЕЛЕЗНЯК
Посвящается Анатолию Григорьевичу
Железнякову,
легендарному герою гражданской войны,
какое-то
время работавшему в г. Богородске (ныне
г. Ногинск),
где ему благодарными земляками сооружён
памятник.
Матрос Железняк – наша гордость и слава,
Напор и отвага в смертельном бою.
Богата героями наша держава,
Но
павшие тоже, как прежде, в строю.
Пришёл в революцию он в Богородске,
Потом был Бутырский снарядный завод,
Но
с детства мечталось хлебнуть жизни флотской,
И
вскоре был призван на службу в Балтфлот.
На
тральщике минном с названьем «Нарова»
Служил, но себе уж давно дал обет
Служить революции и быть готовым
Всю
жизнь положить для грядущих побед.
Активной борьбой, и никак не иначе,
Наполнены дни, но получен в ответ
Суда приговор, где судом обозначен
На
каторгу путь, на четырнадцать лет.
Бежал из тюрьмы к морякам Гельсингфорса,
И
в Питер от Балтики едет на съезд,
Совет Всероссийский решал там вопросы –
Как
на двоевлатье поставить бы крест.
И
вот уже он командиром отряда
Штурмует с матросами Зимний Дворец.
Не
долго по времени длилась осада,
Пришёл двоевластью логичный конец.
И
он же потом распустил «Учредилку»,
Сказав им, что хватит – «устал караул»,
Пополнив тем самым победы копилку,
Борьбе за неё он давно присягнул.
А
контра теперь и в Москве объявилась,
И
снова при деле матрос Железняк,
И
вылазка подлая кровью умылась,
Победа везде, где балтийский моряк.
Дунайской флотилии был флотоводцем,
Командовал позже Еланским полком,
Был
там, где отважный напор краснофлотца
Востребован был, а угроза – кругом.
Когда бронепоезда стал командиром,
Был
ранен смертельно в одном из боёв,
Но
в памяти нашей остался кумиром,
Примером отваги и ратных трудов.
|
