Aлейчик Анатолий Александрович. член союза писателей России
Ветеран не плачет…
Ветеран не плачет, только стонет, Вспоминая боль былого вслух. Эта боль во тьме веков не тонет И слетела с губ его не вдруг.
Помнит он всё то, что не забыто, То, что не забудешь никогда, Как войны бесовские копыта, Тропкой в Ад бегут через года.
А сейчас и жизнь совсем другая, Голливудский мельтешит экран, Вот и стонет, губы в кровь кусая, По её итогам ветеран.
Взятка
Эй, полковник, посмотрите, Вы же старший офицер, Что ж Вы вымазали китель Грязью пакостных афер.
Вы командуете тылом, В вашей власти сонм проблем: А солдат в окопах стылых Двое суток уж не ел.
И патроны почитает Как святых, - и в нужный миг, Он атаки отбивает, Полагаясь лишь на них.
И клянет, кого попало: «Вышел весь боезапас!». Вам, полковник это мало, Ждущему своих лампас.
Может от проблем «вертушкой», Вас в зелёнку, что в Чечне? Нет, ведь Вы простак и душка, Да и цель для первой мушки – Померещилось всё мне!
Шинель
Война отдалялась всё дальше, Но китель армейский хранил Отец мой... Без признаков фальши, По праздникам китель носил.
Всему удивлялись соседи: И нашей огромной семье, И косам сестёр - цвета меди, И ветхим костюмам на мне...
Одно в их сознании жило, Что так и должно было быть, Война на отца возложила Ответственность - в кителе жить.
И орден, и планки ранений Носил он, как носит сейчас Сменившееся поколение Кроссовки свои "Адидас".
Отец, прирождённый спартанец И жизни своей драматург, Брал скальпель...Оторванный палец Кричал: "Будь гуманней, хирург!"
Он правую четырёхпалость К чему-то стыдливо скрывал, Но знали окрест, что тот палец Гранаты разрыв оторвал.
И если кому было плохо, А помощь могла опоздать, То в дверь нашу шаткую - грохот С приказом: "Шинель надевать!"
Тому не пугаясь, привыкли мы К всенощным дежурствам отца. С почтеньем к отцу, нам не "тыкали", На "Вы" обращались к юнцам.
А годы, как ветры, шумели. Кто счёт тому времени вёл? В объятьях армейской шинели Часть жизни своей я провёл.
И часто, к отцу наезжая, Я с ним диалоги веду. И просит отец, убеждает, Сменить ему крест на звезду.
Ветеран
Кривые ноги, в шортах мятых, – Не распознать какого цвета, – В потёртых шлёпках, непонятно, Какой ногой куда надетых,
За хлебом вышел, в майке рваной, С авоськой, рубль зажав в руке. Сквозь дырку виден след от раны, За орден, что на пиджаке.
И резкий запах неприятный С авоськой за собой несёт, И модным дамам не понятно, Как он неприбранным живёт.
Глаза слезятся, по щетине Слеза извилисто бежит, Жена давно в сырой могиле, Ему местечко сторожит.
Он зажился на этом свете, Безродный и бесхозный дед, Но каждый день в невесты метят Те, у кого квартиры нет.
Придут, понюхают, посмотрят, Про Бога вспомнят, а потом Гневясь, нравоученьем морят: "Квартиру... и под Детский дом!"
И негодующе уходят, На весь ругаясь белый свет. "Такого требует ухода! За что? Квартиры даже нет".
Вот и живёт один как может, Вонючий, старый и больной, А те, с благоговейной рожей Иконы трогают рукой.
Но твёрдо знает дед дремучий, Что в день, когда он вдруг умрёт, В детдоме выдадут пахучий, Из свежих ягодок компот.
В ожидании диктатора
Кто не участвует в решенье, Насущных, неотложных дел, Имея собственное мненье На всё – и ноет: «Беспредел»
Во всём, что вкруг меня творится, И делается всё не так, Не вовремя, как говорится, И не туда направлен шаг.»
И все его слова и толки, Одно брюзжанье и навет, На то, что и «в ушко иголки, Пролезет в Рай, весь белый свет.»
С его неумными речами, С народом – «глупого, глупей», Способен только Вождь, вожжами, Страну направить в Апогей.
Но сам рецептов знать, не знает, О чём всем гордо заявил, Он только укорять желает, Тех, кто потеет у кормил!
Родина
Прославлю Родину свою, Хоть чем-нибудь, хоть самым малым, И этой мыслью запоздалой, Её с любовью воспою.
Всё то, что было и о ней Веками сложенные саги, И Гимны, и Гербы, и стяги Всех весей и монастырей.
И деву юную в реке, Что стан от зноя в неге студит, И бабу, что в лесочке любит Мужик, во старом армяке.
И мать свою в жнивье с серпом, И бабку дряхлую в кровати, Трудом изогнутого батю, И всполох солнца за окном. |